Классическая китайская поэзия
Ван Вэй
***
Видел я: в весеннем холодке
Распустилась слив краса.
Слышал я: запели вдалеке
Снова птичьи голоса.
Я в томлении своем весеннем
Вижу: зелена, нова,
Перед домом к яшмовым ступеням
Робко тянется трава.
ПРОВОЖАЮ ВЕСНУ
День за днем старею я всечасно,
Как-то попусту, напрасно.
Год за годом вновь возвращена
К нам является весна.
Есть бокал вина, и без сомненья
В нем найдешь ты наслажденье.
Пусть цветы и полетят к земле -
Их напрасно не жалей!
ПЕСНЬ ВЗИРАЮЩЕГО ВДАЛЬ НА ЧЖУННАНЬСКИЕ ГОРЫ
Выходишь ты вниз, вниз из сената,
И видишь: настало уже время заката.
Скорбишь ты о том (знаю я, знаю!),
Что эти мирские дела очень мешают.
Ты около двух старых и стройных
Деревьев с коня соскочил, глядя спокойно.
Не едешь домой. Смотришь в просторы,
И видишь в туманной дали синие горы.
ПОТОК, ГДЕ ПОЕТ ПТИЦА
Живу я один на свободе,
Осыпались кассий цветы.
Вся ночь безмятежно проходит...
Весенние горы пусты.
Но птицу в горах на мгновенье
Вспугнула, поднявшись, луна:
И песня ее над весенним
Потоком средь ночи слышна.
В ОТВЕТ БРАТЦУ ЧЖАН У
Пырейная лачуга
В Чжуннани есть. Фасад
Ее встречает с юга
Вершин Чжуннаньских ряд.
Весь год гостей не вижу я,
Всегда закрыта дверь моя.
Весь день свобода здесь, и с ней
Усилий нет в душе моей.
Ты ловишь рыбу, пьешь вино,
И не вредит тебе оно.
Приди! - и будем мы с тобой
Ходить друг к другу, милый мой!
Гао Ци
ПЕЧАЛЮСЬ О ВЕСНЕ
Уже позади половина весны -
пролетела-умчалась куда-то.
Опять возвратилась моя печаль -
не заставишь весну помедлить.
Закатное солнце, плывут облака,
от вина на башне хмелею.
И словно все позабыл слова -
вдыхаю цветов ароматы.
ПУТЕШЕСТВУЯ, ВРЕМЕННО ПОСЕЛИЛСЯ НА МОНАСТЫРСКОМ ПОДВОРЬЕ
Дверцу плетеную снова открою
прямо в чащу бамбука.
Вновь пришлось сюда возвратиться,
а сколько уж раз возвращался.
Лес опустел - не встречаю монахов,
тихо, не слышно ни звука.
Вот утешенье: еще сохранилась
сливы цветущая ветка.
ОСЕННЯЯ ИВА
Ивовых веток сломать захотелось,
но уже не хватает силы.
В усадьбе теперь не сыскать, как прежде,
нежных побегов ивы.
И тот час, едва в о Хуане подумал,
тоска меня охватила.
Закатный дождь и осенний ветер
над южным бушуют поречьем.
ПЕЧАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
По горам, над крутым обрывом
Я нелегкой дорогой еду.
Наши кони страшно устали,
Люди тоже валятся с ног.
Ах, не лучше ль бедная юность,
Чем моя богатая старость?
Лучше с болью домой вернуться,
Чем, ликуя, вечно бродить...
Облака проплывают в небе
И, гонимые легким ветром,
Очертанья свои меняют,
Чтоб рассеяться без следа.
Я смотрю в голубое небо,
Я пою печальную песню,
И, как тонкие нити, слезы
Заструились из глаз моих.
Ду Фу
ПИШУ НАД ЖИЛИЩЕМ-СКИТОМ ГОСПОДИНА ЧЖАНА
В весенних горах мне спутника нет, один я тебя ищу.
Там дерево рубят: стук-стук да стук-стук, а горы еще безлюдней.
Ложе потока все еще в стуже, иду по снегу и льду.
От каменных входов наклонное солнце доходит до леса и взгорья.
Здесь жадничать нечего: ночью познаешь дух золота и серебра;
Далеко от зла: здесь утром смотри лишь, как бродят олени и лани.
Подъем вдохновенья,– и в мрачной дали там сомненья: служить или нет;
Сижу пред тобою, и кажется мне, что я плаваю в лодке пустой.
УСЕЧЕННЫЕ СТРОФЫ
Река бирюзова, и птица стала белее;
Гора зеленеет, цветам захотелось гореть.
Я нынче весну смотрю, а она ведь проходит!
В какой же мне день настанет пора домой?
Обман в словах
о радостях весенних:
Свирепый ветер
все в безумстве рвет.
Сдув лепестки,
погнав их по теченью,
Он опрокинул
лодку рыбака.
ВЗИРАЯ НА СВЯЩЕННУЮ ВЕРШИНУ
Великая горная цепь –
К острию острие!
От Ци и до Лу
Зеленеет Тайшань на просторе.
Как будто природа
Собрала искусство свое,
Чтоб север и юг
Разделить здесь на сумрак и зори.
Родившись на склонах,
Плывут облака без труда,
Завидую птицам
И в трепете дивном немею.
Но я на вершину взойду
И увижу тогда,
Как горы другие
Малы по сравнению с нею.
КАРТИНА, ИЗОБРАЖАЮЩАЯ СОКОЛА
С белого шелка
Вздымается ветер и холод –
Так этот сокол
Искусной рукой нарисован.
Смотрит, насупившись,
Словно дикарь невеселый,
Плечи приподнял –
За птицей рвануться готов он.
Кажется, крикнешь,
Чтоб он полетел за добычей,
И отзовется
Тотчас же душа боевая.
Скоро ль он бросится
В битву на полчище птичье,
Кровью и перьями
Ровную степь покрывая?
Тао Юань-мин
В ПЯТЫЙ МЕСЯЦ ГОДА ГЭНЦЗЫ НА ПУТИ ИЗ СТОЛИЦЫ ДОМОЙ
Еду-еду, плыву -
возвращаюсь в родные края,
И считаю я дни,
когда старый завидится дом
С первой радостью мне -
милой матери вновь послужить,
И второю за ней -
снова братьев моих повстречать.
Так за весла и в путь -
неспокойный, извилистый путь.
На светило взгляну -
скрылось в западном дальнем углу.
То река, то гора -
не таятся ль опасности в них?
Странник, к дому спеша,
в мыслях видит, что ждёт впереди
Южный ветер подул.
Он мешает стремленьям моим
Вёсла в лодку кладём,
недвижимы в озёрной глуши,
За высокой травой,
что заполнила даль без границ,
За стволами дерев,
что раскинули летний убор
И не скажет никто,
будто путник от дома далёк
Чуть получше всмотрюсь -
сто каких нибудь ли до него
Неотрывно гляжу -
вот и Южную гору узнал
Не поможет мой вздох.
Как отсюда бы вырваться нам!
С самых древних времён
мы вздыхаем о посланных в путь,
Что сегодня и я
в первый раз на себе испытал.
Пики гор, воды рек
на широких просторах земли!
Волн и ветров игру
разве можешь ты предугадать.
Все сметающий вал,
споря с небом высоким, гремит.
Нестихаемый вихрь
позабыл, что бывает покой.
Я, скитаясь давно,
тосковал по родившей меня,
Каково же теперь,
не доехав, томиться мне здесь!
Я в раздумье над тем,
как сады и леса хороши
И от мира людей
как легко отрешиться навек!
Годы зрелой поры
к нам приходят на долгий ли срок?
Сердцу волю я дам
без боязни раскаяться в том!
В СЕДЬМОЙ МЕСЯЦ ГОДА СИНЬЧОУ, ВОЗВРАЩАЯСЬ ПОСЛЕ ОТПУСКА В ЦЗЯНЛИН, НОЧЬЮ ПРОЕЗЖАЮ ТУКОУ
Без хлопот, не служа,
тридцать лет я на свете провёл,
И не смела тогда
пыль мирская коснуться меня.
Все сильнее к стихам
возрастала давнишняя страсть -
Я в лесах и садах
не испытывал суетных чувств...
Как же было мне жаль
этим всем пренебречь и уйти
Далеко-далеко
от родных моих в Западный Цзин!
Я ударил веслом, -
только месяц осенний настал, -
У бегущей воды
покидая любимых друзей.
Свежий ветер подул,
и спускается вечер за ним,
И в природе ночной
чистой влагою воздух омыт.
И блестят и горят
надо мною просторы небес.
И бела и светла
предо мною равнина реки
Погружённый в дела,
не урву и минуты для сна.
Даже ночью глухой
я один продолжаю свой путь.
Но мелодия «шан»
не прельщала меня никогда.
Я мечтаю с тоской
о земле, что пахать нам вдвоём.
Эту шапку сорву
и в родное селенье вернусь
Вам меня не обвить,
путы выгодных мест и чинов!
Правду в сердце взращу
под соломенной крышей простой,
И смогу я себя
человеком достойным назвать.
В ГОД ГУЙМАО РАННЕЙ ВЕСНОЙ РАЗМЫШЛЯЮ О ДРЕВНЕМ
Учителем нашим
такой был завет оставлен:
«Печальтесь о правде,
пусть вас не печалит бедность»...
И взор поднимаю,
но тех высот не достигну, -
Хочу одного лишь,
к трудам стремлюсь неустанно.
Вот взял я мотыгу
и рад крестьянским заботам.
Довольной улыбкой
вселяю в пахаря бодрость...
И ровное поле
обвеял далекий ветер,
И крепкие всходы
уже набухают новым.
Хотя еще рано
подсчитывать доблесть года,
Но даже в работе
нашел для себя я счастье.
Пашу или сею -
и отдыху знаю время.
Случайный прохожий
не спросит меня о броде.
А спрячется солнце,
все вместе домой уходим.
Там полным кувшином
порадую я соседа.
Стихи напевая,
дощатую дверь прикрою...
И, кажется, стал я
простым хлебопашцем тоже.
НАПИСАЛ В ДВЕНАДЦАТЫЙ МЕСЯЦ ГОДА ГУЙМАО, ДАРЮ ДВОЮРОДНОМУ БРАТУ ЦЗИН-ЮАНЮ
Укрыл я следы
за бедной дощатой дверью.
Уйдя далеко
от мира, порвал я с ним.
Вокруг погляжу,
никто обо мне не знает.
Простая калитка
захлопнута целый день...
Холодный, холодный
к вечеру года ветер,
И сыплется, сыплется
круглые сутки снег.
Я слух приклоняю -
ни шороха и ни скрипа,
А перед глазами
чистейшая белизна.
Дыхание стужи
проникло в мою одежду.
Корзина и тыква
мне реже служат теперь.
И бедно, и тихо,
и пусто в моей каморке,
Здесь нет ничего,
что бы радость давало мне.
И только читаю
тысячелетние книги,
Всё время, всё время
вижу подвиги старины.
До нравов высоких
не в силах моих добраться:
Я едва научился
твёрдо бедность переносить.
И если Пинцзиню
даже следовать я не буду,
Разве жизнь на приволье
не разумней всего, что есть?
Спрятал я свои мысли
в стороне от сказанной речи,
И к тебе эти строки
разгадать не сможет никто!
|
